|
Я переписал рассказ. Название тоже сменилось. Буду благодарен, если кто-то выскажется. Понимаю, что уже не в конкурсе, и тем не менее...
КРЕСТНИКИ БОГА ВОЙНЫ
– Я расскажу вам, как меня дважды похоронили. Могилы эти до сих пор есть, можете съездить, посмотреть. Вон и могила Угрюмого рядом с моей первой, – Шаман кивнул в сторону седого товарища. – Кстати, он тогда был не таким блондинистым.
Угрюмый молча подтвердил.
Лицо Шамана всё в рытвинах, как поле боя после артподготовки, было расслаблено и даже казалось приятным.
– Тогда же мы и получили свои первые кликухи, – продолжил Шаман. – Летим, значит, на космоборте в режиме вертушки, чтоб кузнечикам-альдебаранцам нас сложнее засечь было. Они по реактивному следу на раз вычисляют наши борты. А вот в режиме вертушки шанс у нас есть. Но не в тот раз. Только мы начали высоту набирать, двери открыты, сами понимаете – всё быстро надо делать: и грузиться и разгружаться, так вот, только мы взлетели, а я, аккурат, около двери сидел, а Угрюмый – рядом. Короче, смотрю – альдебаранская хреновина летит. И ни фига не промажет! Я только и успел, что выпасть да вон Угрюмого за собой выдернул, и тут же над нами полыхнуло. Тебя тогда крепко зацепило, помнишь?
Угрюмый снова молча кивнул.
– Ребята наши тоже кое-кто успели выпрыгнуть, но поздно – борт перевернулся и лопастями, как мясорубкой, порубил пацанов. Ну, а мы приземлились. Жёстко. Если б не доспехи... Мне-то меньше досталось, а Угрюмый плох был. Подхватил я его и дёру. Понимаю – сейчас вражеская пехота прибудет. Добежали мы до рощицы и затаились. Угрюмый стонет, болит всё у него – полспины да жопа обгорели – аж кожа слезла. Раны обработать надо. Обе индивидуальные аптечки ушли – и его, и моя.
Голос Шамана был вкрадчивым, с хрипотцой. Речь лилась мягко:
– Рощица та небольшая и хорошо просматривается. Понимаем, что нужно двигаться, не то обнаружат нас как не фиг делать. Дождались мы темноты и двинулись потихоньку в сторону нашего лагеря. Я плечом Угрюмого подпираю, поддерживаю, в другой руке – граната – зажал в кулаке, а чеку вынул. Ну, чтоб в плен не попасть. Кузнечики эти – альдебаранцы – садисты.
Шаман помолчал немного. Захватил двумя пальцами из чашки маринованного моллюска хуши и отправил в рот. Мы терпеливо ждали продолжения. Не так легко вытянуть Шамана на рассказы. Тут одних моллюсков мало. Тут много чего совпасть должно: и время свободное нужно, и слушатели, и настроение, и повод. А как же без повода-то? А он есть у нас! Завтра будем высаживаться на почву и знакомиться с рептилиями. У них вооружение хоть и хлипче нашего, но хитрые суки. Потери будут, как пить дать! Шаман сказал, что ребята, у которых прозвища есть, все выживут, что им сам бог войны крёстный отец. А у меня пока погоняла нет. Вот я и спросил Шамана, как он своё получил. Кто его окрестил, как и за что? Время для разговора было подходящее. Весь бортовой вечер офицеры отдали под личное, чтоб привести в порядок дела – завтра станет жарко. Ну и понятно, те, для кого это первая высадка, окружили старичков.
Сжевал Шаман моллюска хуши и продолжил рассказ:
– Передвигались утром и вечером. Днём жарко, а ночью темно – можно прямо на лагерь альдебаранцев выйти… К концу второго дня раны воспалились. На ночёвку пришлось встать раньше, в рощице деревьев, тех, что похожи на апельсины – сок плодов хороший антисептик. Мы и перекусили, и раны обработали. Утром ещё разок… Но как ни хороша была рощица, а пришлось покинуть её – домой надо! Рассвело. Прохлада бодрит. Местная живность потихоньку просыпается, начинает суетиться. Пичуги там, насекомые – трели, щебетание, шебуршание. Серо-жёлтая трава не такая уж и серая. Даже небо утреннее, ещё не выцветшее. Облачка – редкое в этих местах явление… всё так по-домашнему… и вдруг…
На лице у Шамана появилось хищное выражение. Оспинки стали рельефнее. Он весь подобрался, стал упругим, словно взведённая пружина, и я уже видел перед собой готового к прыжку гепарда. И понимал, что прыжок будет только один. Второго не понадобится. У меня по спине побежали не мурашки, нет – мураши! Не хотелось бы мне оказаться «и вдруг» там… Даже голос у Шамана стал вкрадчивым:
– На этом безмятежном фоне звучит гортанная альдебаранская речь. Вот тут-то я вижу, что мы давно уже идём по дороге… Впереди поворот. И времени в запасе осталось несколько секунд. Спрятаться некуда, да и некогда.
Шаман замолчал. Ему не нужно было расписывать в красках, как он столкнул лейтенанта в траву, на ходу выдернул нож, возник, словно из ниоткуда, перед двумя патрульными. Они, бедолаги, даже сообразить не успели, что же произошло, как он уже оттащил трупы за деревца. Как потом с лейтенантом бежали что есть мочи напрямки. Потому что это был патруль, высланный вперёд. А следом шёл отряд. Довольно-таки большой. Ему не нужно было рассказывать – я это явственно увидел.
Помолчав немного, Шаман продолжил:
– Пока альдебаранцы обнаружили пропажу патруля, пока организовали поиски, мы ушли далеко. Спрятались между валунами. Спасительных деревьев не было. Тени – тоже. Кое-как, буквально закапываясь под камни, переждали день, и едва жара отпустила, тронулись в путь. Раны у лейтенанта вновь воспалились – сказались жара и напряжение – поднялась температура… Очень ему было худо. А тут ещё наткнулись на труп человека. Руки, ноги отрезаны – пытали его альдебаранцы или просто развлекались – у них это в порядке вещей. Труп весь в червях был. Раз черви живут на человеческом трупе, значит, сродни нашим опарышам – почему бы им не подлечить лейтенанта? Рисковал я, конечно – не знал наверняка, как местная живность поведёт себя, но червячки оправдали ожидания – загноиться ранам не дали!
Я так и вижу: Шаман смотрит на труп, потом на лейтенанта, снова на труп. Потом, доверившись своему чутью, загребает с трупа червей и высыпает их на раны лейтенанта и равномерно распределяет по всей раневой поверхности.
– А теперь представьте, – продолжал свой рассказ Шаман, – в лагере траур, по случаю гибели космоборта и солдат, которые были в нём. Названы все, поимённо. Имена занесены в книгу памяти. Естественно и наши имена в этом списке. Всё честь по чести. И тут заявляемся мы! Оба грязные как черти и все в червях… Вот тогда мы первые клички и получили: Угрюмого назвали Зомбаком, а меня – Хрипатым. Это я до хрипоты объяснял нашим кто мы и откуда и куда им нужно пойти…
– Шаман, ты говоришь, что тебя прозвали Хрипатым, а Угрюмого – Зомбаком. А разве прозвища меняются? – спросил я.
– Конечно. Человек вырастает не только из одежды, но и из имени. Имя ведь каждому не случайно даётся. Это своего рода урок, который выучить нужно. В имени заключены и сильные стороны человека, и слабые.
– А Шаманом когда тебя назвали? И Угрюмого – Угрюмым.
– Угрюмый сам расскажет, если захочет. А меня – тогда же, когда во второй раз похоронили. Дело было в системе Бетельгейзе, в этом доме близнецов. Там жители похожи на земных обезьян, только разумные и довольно таки развитые. Мы тогда воевали с ними. Очень агрессивный народ, должен сказать. Помнишь, Угрюмый?
Угрюмый кивнул, взъерошив и без того торчащие как белая проволока короткие волосы, лицо его приобрело выражение крайней неприязни.
– Потерпел крушение наш спецборт, – продолжал рассказ Шаман, – а в нём перевозили оружие новое. На людей не действует, а на обезьян – как ультразвуковой свисток для собак. Только включишь, и обезьяны паиньками становятся. Конечно, сейчас у нас мир с ними, но что было, то было. Так вот, спецборт, значит, упал, а на нём это оружие. И нельзя, чтоб оно в руки к обезьянам попало. И тихо нужно было всё сделать, потому что велись переговоры. Представьте, если бы во время переговоров попала бы эта штука к ним или группу нашу накрыли бы!..
Шаман помолчал, давая осознать всю сложность возникшей ситуации. И как бы подводя итоги, со значением, продолжил:
– Про мир тогда и думать забудь! А нас на Сириусе теснить начали, колонии там взбунтовались. И так это некстати! Так вот, вызвал нас командир, поставил задачу: если вывезти не удастся, то уничтожить, но по-тихому. Забросили, значит, нас. Мы эту установку выволокли из леса. И вышли аккурат между двух их племён, которые промеж собой натянутые отношения имели. Справа наблюдательная башня и слева наблюдательная башня, но нас пока не видят. Затаились мы и решаем, что дальше делать. Ну, когда враги между собой дерутся, для нас это хорошо, но ведь и под раздачу попасть не хочется. Это вам любой военный скажет. Да что там военный – любой здравомыслящий человек!
Угрюмый молча кивнул.
– Карта у нас отличная с собой была. Наметили мы путь и двинулись – то под прикрытием холмика, то за рощицей прячемся. Устали как черти – почти всё время в три погибели согнутые, да ещё эта дура не из лёгких! Решили передохнуть. Нашли место более-менее закрытое, сидим, дышим. И тут вываливается на нас патруль. Реакция у моих парней хорошая. Пока обезьяны соображали, кого они увидели, мы их и положили. А куда деваться-то? Оружие секретное вынести надо. Но понимаем, сейчас тут тесно станет. Понабегут орангутанги. Нужно срочно что-то предпринять. Просто бежать бессмысленно – догонят. А задачу выполнить должны! Решили мы разделиться. Один отряд со штукой этой рванул к нашим, а я и ещё два бойца остались прикрывать. Пошумели немного, чтобы отвлечь внимание на себя. Ну как пошумели? Одну башню взорвали. Что там было! Оказывается, мы спровоцировали международный конфликт. Но нам оно на пользу пошло, потому что обезьяны с нашим руководством быстро мир заключили – на два фронта воевать кому охота?
– И как вы оттуда выбрались? – спросил я.
– Ребята и не выбрались. Сгорели в башне. А я раненый сильно был, ничего не помню. Очнулся в хижине у шамана местного. Врага, значит. Враг-то враг, а вылечил меня. Научил многому. И искусству своему, и… Я врачевать научился, духов видеть стал, предчувствовать беду… Ничего не скрывал от меня старый Шаман. Сказал, что я должен попросить прощения у всех, кого убил, и тогда их души не будут меня мучить. Сказал, что я не для войны в этот мир пришёл.
Рассказчик словно запнулся на этих словах. Словно какая-то ниточка натянулась и дёрнула звоночек-напоминалочку. Голос стал глухим:
– Два месяца прожил я у шамана, а потом он мне и говорит: «Ваши скоро улетят. Тебе нужно возвращаться к своим». Не хотел я возвращаться, но старик так посмотрел на меня, что я понял – надо идти. Пора. Шаман проводил меня немного. Пришёл я к своим, когда уже лагерь сворачивали. Благо, мир подписали, а то б меня грохнули на подходе ещё. Вот с тех пор у меня прозвище Шаман.
– Не грохнули б! Я помню, как ты появился. Именно – появился! То не было, а тут раз – и вот он! – сказал Угрюмый. – Одним словом: Шаман!
Рассказчик улыбнулся, да так светло и лучисто, что лицо уже не казалось приятным, а стало таковым.
– Но ведь бывает, что прозвища дают по имени или по фамилии. В них-то что заключено? – спросил я.
– Так ты, Маня, хочешь прозвище по фамилии? – улыбка Шамана стала ещё шире.
– Нет, я героическое хочу.
– Хочешь, значит, получишь. Ну, всё! Кто как, а я на боковую. И вам советую выспаться. А ну, шурх по местам!
Вот так вот раз – и на боковую! Ему-то, Шаману, что? Он крестник бога войны. А я? И завтра мой первый бой. Одно знаю точно – не хочу быть Маней. Эй, бог войны! Встречай! Я твой новый крестник!
|
Вход
FAQ
Поиск
Пользователи
