Филькин ДЭВ
Наступил технократический строй. Главный столп капитализма – право собственности – не было отменено, зато наследственное умерло само собой. Теперь никто не мог надеяться на богатого дядюшку или бабушку. В качестве стартового капитала были только твои способности.
Такой поворот истории произошёл вследствие распространения течений чайлдфри. Всё меньше людей женились, всё меньше рожало. А прокатившаяся волна аспида и того отбила влечение к половым утехам, тем более, когда под боком всегда есть вирткапсула с не менее реальными ощущениями, а порой и более пикантными.
В конце концов, мировое правительство сочло неэффективным воспроизведение человечества естественным путём. С тех пор искусственное взращивание превратилось в норму. А после и в закон.
Для генотипов будущих людей отбирались самые лучшие сочетания наборов хромосом. Поток создания суперлюдей был поставлен на конвейер. Не хватало только гениальных методик их обучения. Ведь даже лучший генотип – это всего лишь заложенный потенциал, который нужно ещё раскрыть.
Денис зря выбрал литературоведческую стезю. Романтическое описание прежнего мира с его семейным уютом тревожило его чуткую душу. Заставляло острее чувствовать неполноценность своего времени, когда потеряв первичную ячейку общества – семью, и став максимально независимыми, люди заодно лишились представлений о дружбе, чуткости и душевном тепле. И как вследствие стали эгоистами, способными на всё ради своих целей.
Таким был, к примеру, его генетический отец, которого Денис разыскал по базам генетических данных. Встретился с ним, пообщался и утвердился во мнении, что мечта о семейной любви ему передалась с мамиными генами, которые хранились веками, прежде чем им подобралось идеальное сочетание.
Недолго думая, Денис решился на путешествие в прошлое. Ещё недавно они были запрещены из-за возможного эффекта бабочки, пока изобретатель Филькин не разработал датчик эластичности времени. ДЭВ мог предсказать наступят ли катастрофические изменения будущего при любом действии хронотуриста, и был встроен в машину времени, которая всегда была с путешественником в виде браслета на его руке. За мгновение до того как пришелец из будущего наступил бы на фатальную бабочку ДЭВ подавал управляющий сигнал на браслет и хронотурист возвращался домой, не нарушив нормальный ход течения времени. При первых испытаниях машины времени со встроенным датчиком Филькина, многие светила науки предрекали, что хрононавт и шагу не сможет ступить, чтобы сразу не возвратиться. Но как ни странно, первый хрононавт с честью продержался два дня в прошлом, стараясь особо не вмешиваться в исторические события. Впоследствии Филькиным даже был поставлен трёхмесячный рекорд. Но, несмотря на успехи ДЭВа, позволить себе хроносафари могли пока лишь богатые мира сего. Астрономическими ценами отсекали массовое наводнение прошлого туристами и тем самым уменьшали возможность несрабатывания датчика.
Денис, будучи известным литературоведом и критиком, мог позволить себе такое путешествие. Правда, долго не решался на него. Ведь институт времени принадлежал разбогатевшему Филькину. Тот не знал теперь, куда деть деньги, и бросался из одной крайности в другую. Одной из них стала графомания. Он даже пытался подкупить Дениса для славословных отзывов о его писанине.
Когда графоман отстал от бедного критика, Денис связался с институтом времени и заполучил заветный браслет. Только к удивлению Дениса браслет перенёс его не в первую половину двадцать первого века, а на двадцать лет раньше – в конец двадцатого. В то время, когда мать была одного возраста с ним.
Делать было нечего. Денис смутно помнил по её биографии, что она в это время работала парикмахером в центре родного города. К счастью, он успел её разыскать прежде, чем умудрился создать какую-нибудь угрозу нарушения эластичности времени и вернуться ни с чем в родную эпоху.
***
«Странный этот Денис, пригласил на свидание, а сам не пробует даже поцеловаться», – раздумывала Нина о парне с непонятным акцентом, который был так похож на неё, и стала подозревать, что это неспроста.
Прогуливались они в парке после её рабочего дня. Смеркалось. Болтали о том, о сём, хотя больше всего Денису нравилось о семье и о любви. Наконец он решился:
– Мне надо тебе рассказать кое-что очень важное, – и потянулся к браслету. Но не дотянулся. Луч лазера прорезал сумерки и пронзил плечо парня. Денис упал и сшиб Нину. А над ними возвысился покуситель. Денис, держась за плечо, узнал того:
– Филькин, опять ты! И произведение сочинить не можешь, и убить нормально не можешь! Зачем тебе это? Тебя же всё равно разыщут!
Филькин злорадно улыбнулся:
– А ты всё строишь из себя вумного критика? А что скажешь о таком сочинении: коварный злодей убивает героя в двадцатом веке, на который не распространяется юрисдикция нашего времени?
Денис вздохнул:
– Значит, это изначально было ловушкой?
– Умнеешь, но поздно. Прощай.
– Стой! А что если я напишу тебе положительный отзыв?
– Ну и что? Ты прекрасно знаешь, что я тебя всё равно убью после твоего отзыва.
– Не убьёшь, – уверенно возразил Денис.
– Ты уже в психологи записался? – хмыкнул Филькин.
– Нет. Просто тебе же надо будут положительные отзывы на следующие графо… «шедевры».
Филькин на минуту задумался, а потом достал и бросил карманную аптечку Нине. Она прислонила Дениса дереву и оказала парню первую помощь. Потом Денис долго диктовал отзыв. Повеселевший Филькин приказал отдать ему хронобраслет:
– Посидишь пока в этом времени. Не прощаюсь. Скоро вернусь за вторым отзывом. Дай только допишу очередной опус.
Филькин растворился в воздухе. И больше не вернулся. Нина приютила Дениса у себя, запретив называть себя мамой. Зато разрешила называть сестрой, ведь давно мечтала о брате или сестре, которых у неё не было. На её расспросы, почему же Филькин не возвращается, Денис неизменно отвечал:
– Филькин допустил ошибку, оставив меня здесь, ведь я уже, наверное, десять раз наступил на бабочку. Но может это и к лучшему. Возможно, будущее человечества теперь окажется радостнее.
Нина вздыхала. Она до сих пор плохо соображала во всех этих хроновывертах.
|