Как быстро человек забывает боль? Или не забывает, а просто привыкает к легкой и черствеет к сильной? Словно Гагарин готовится к полету: в открытый космос, вверх, во тьму. Когда больно, отдергиваешь руку от капель масла, летящих в стороны сгорячей сковородки. Ножом рассекаешь кожу на пальце и подносишь ко рту, утешая рану, не чувствуя в это времявкуса. Собственная кровь кажется пресной, а чужая боль не ясна. Свою боль не высосешь из пальца, она не дает спать по ночам. Весна. Такая же, как тогда. Воробей с ветки на ветку скачет веселым мячиком. Томливо пахнет сирень, цветочный дождь сыплется на темный асфальт. Двадцать лет назад я рисовала в тени классики: цифры кривые, угловатые, как мои колени, торчащие из-под юбки. Платьице... Я помню свое первое платьице. Сегодня оно пахнет сыростью, лавандой и табаком. Высокий шкаф: на каждой полке старая газета выглядывает из-под стопки барахла. Бабушка пересыпала вещи табаком от моли. Особенно на нижних полках. Ниши для вещей, которые больше не нужны, а выбросить жалко. *** В белом в мелкий горох платьице я шла по ночной улице. Вокруг весна - свежая, жаркая. В груди жало тоскливо и щипало под ложечкой, хотелось любви и приключений. Сзади трое провожатых. Шли след в след молча, сплетаясь тенями, изредка толкаясь, меняя расстановку. Мальчишки... Я старше каждого на год, и в платьице ребята видели меня впервые. С аккуратной прической и на каблуках. Каблуки застревали в брусчатке, мешались, бесили. Я это помню. Помню, как рыча под бой курантов и оглядываясь назад, встала на месте. Провожатые - на расстоянии руки, послушные, стоят, опустив глаза на мои ноги. Платьице игриво колышется от ветра, открывая разбитые в кровь коленки, ссадины и синяки на голенях. Хочется верить, что в темноте раны не так заметны. Накануне лазили в заброшенный дом. Колька подсадил меня, да сорвалась, неловкая и, падая, разбила колени, ладони, рассекла бедро. Оно саднит, напоминает о приключении. Лазили в дом вызывать призраков, но передумали. Посчитав мое падение пророческим, как и все, что я говорила и думала. - Катэ... Куда дальше-то? Лешка. Первая любовь. Через два дня мы сменим статус и бросим компанию ради прогулок тет-а-тет. Я выберу его сама, вырву из детства. Потому что так надо. Потому что мне шестнадцать, и сверстники смотрят косо, выискивая под свободной футболкой грудь: - Ты же девочка, Катя. - Катэ, чувак. Лешка смотрит осуждающе, канючит взглядом: "Может, хватит уже в девочку играть? Достала, чессслово". Он мне бы и вслух это сказал, да боится. Катэ. Прозвище для своих, в доску своих парней. Которые лазают по деревьям, крышам, в канализационные люки и заброшенные дома. Катэ - это крутой чувак, он, не раздумывая, бросится в гущу драки, выручит и проучит. Но так было вчера. Вернее - тогда. Тогда я стояла в красивом белом платьице, словно невеста, и смотрела на своих парней. *** Стая голубей взметнулась от свистка милиционера. Уффф. Не нас. Хочется сорваться и с веселым улюлюканьем унестись прочь. Но нет. Катэ должна попрощаться с детством. Я так решила! За спиной Лобное место, ГУМ, мавзолей. Куранты затихли, пробив три часа ночи. Над головой звезды щурятся. Я снимаю жмущие туфли, откидываю в сторону и встаю босыми ступнями на нулевой километр. Встаю и проказливо смотрю на ребят. - Давайте желание загадаем, чтобы встречаться здесь, во что бы то ни стало. Каждые десять лет. Мальчишки смотрят растерянно. До этой ночи глупых желаний с перспективой на будущее загадывать парням не приходилось. Желание было одно и на вечер: сбежать и оторваться. Колька без отца, мать с бабкой в нем опору искали не по годам. Лешку отец в менты готовил – встать-отжаться, а Витьку просто били, если нарывался. Улица и приключения - единственная отдушина. - Разуваться надо? - Витька, не дожидаясь ответа, снял кроссы и демонстративно бросил к моим туфлям. Остальные последовали примеру. Мальчишки. Четверо мальчишек, среди них я без двух дней девушка, встаем босыми ногами на нулевой, жмемся друг к другу и, обнявшись, загадываем одно желание на всех: - Вернуться и встретиться, раз в десять лет, во что бы то ни стало! *** Толкаю перед собой коляску. Колесиками застревает в брусчатке, матерюсь чуть слышно, ловя косые взгляды прохожих. Утром звонил Витька: - Ночью не потяну застолбиться. Давай к обеду, - и в голосе столько муки. Я чувствую ее сквозь расстояние. Желание, не клятва. Мог бы и не приезжать. Мне самой сбежать из дома почти невмоготу. Бабушка болела и, мучаясь, несла чушь о возмездии господа. Словно ему дело есть до рода нашего… Глупости. Но мужа один на один с ее бредом оставлять боязно. Наговорит, напророчит, а Глеб будет коситься, словно на юродивую: - Ведьмина внучка, ведьмина дочь… - Уходи! - Так приворожила. Куда я уйду? - Куда? - муж смотрит в спину, а я боюсь обернуться, чтобы не прочитал правду в испуганных глазах. - Гулять, - для прикрытия беру Аленку. Дочка радуется прогулке. Весна. Кидаю на брусчатку хлебные крошки. Голуби дерутся за добавку, веселят Аленку. Стою с коляской у забора, в тени. Шикарный вид с угла. Справа Вечный огонь, сзади парк, слева Манежка и подъем к нулевому - как на ладони. Первым приходит Лешка. Жадно смотрю ему в спину. Красивый, статный... Перевожу взгляд на Аленку и улыбаюсь. Нет, не такой красивый, чтобы... Поднимаю глаза. Мальчишки в сборе. Беру Аленку на руки, на ней белое платьице в черный горох, и шагаю к своим парням. *** - Катьк, может, отпустишь нас? - Колька смотрит хмуро. Словно держу. На руках у растолстевшего с годами друга счастливо улыбается Аленка, обнимает Кольку за шею. Я сижу на парапете и смотрю на мутную воду. Мимо идут речные трамвайчики. Стоим и молчим. Все высказано, рассказано, забыто. - Через десять? - нерешительно переспрашивает Колька, сажая Аленку в коляску. Дочка плачет. Я не отвечаю, соскакиваю вниз и встаю на колени, чтобы успокоить расстроенную Аленку. Вырастет - и тоже будет своим пацаном. Я уверена. - Пока-пока... - последним остается Лешка. Присаживается рядом на корточки и оправляет на Аленке белое платьице. - Счастлива? - Как и ты... - возвращаю эмоцию. Не хочу мучиться ночами и думать, что можно вернуть прошлое. Его не вернешь. Да и Аленка мне дороже, чем молодость. *** - Кать, - ночной звонок разбудил мужа, и Глеб протянул мне трубку. На том конце Витька: - Лешка пропал, ты последняя, кто его видела. - И? - Кошусь на мужа. Глеб стоит около детской кроватки, и я виновато скольжу взглядом по склоненной над дочкой фигуре. - Ну, мало ли куда его понесло, - вспоминаю Лешку. Уходит прочь и вдоль: набережной, реки, вдаль... - Дело в том, что ему мать хоронить, и он не мог исчезнуть. Смотрю прямо перед собой и не могу вспомнить, как выглядит мама Лешки. Ни разу не была у них дома. Не приглашал: подъезды, крыши, скамеечки в парках. - Какого лешего он на встречу пришел? - шиплю в трубку, ловя на себе удивленный взгляд Глеба. Вернусь, расскажу о клятве, а пока просто проявлю характер. - Твое желание, Катэ. Оно нас держит! Выходи, мы будем на нулевом минут через десять. Бросаю трубку. И, не обращая внимания на растерянного мужа и бормотание бабки, одеваюсь. - Слова имеют страшную силу, девочка. Нарушишь цепочку, потеряешь звенья, - бабушка бурчит мне в спину, а я громко хлопаю дверью и выбегаю на улицу. *** Ночь. Без пяти минут три. Вот когда мы должны были встретиться. Встаем на нулевой и ждем. Куранты бьют три раза и голуби не взлетают от гулкого звона, и не кружат чуть слева. Звезды скрыты серой дымкой. Крапает дождь. - Подождем немного и пойдем искать... Колька садится на корточки и смотрит снизу: - Ты красивая, в курсе? Смеюсь. Колька никогда не проявлял интереса. Нашел время... - О чем вы говорили? - Витька мнется рядом. Ему неуютно от неловкого флирта и от роли сыщика. - О том, что я замужем... и счастлива, - морщусь и прячу лицо от настойчивых капель. Дождь загоняет нас под нависающие ветви. Дежурный милиционер неодобрительно косится. - Кать, если бы не твое желание... - Витька настойчиво занудствует, и я отступаю к Кольке, прячась в тесных объятиях. - Она не при чем, мы сами хотели ее видеть, - слышу бас Кольки и закрываю глаза. Свой парень, тепло и покойно. Ах, а вдруг Глеб пошел меня искать. Вырываюсь и бегу домой. Подальше от прошлого, надо отпустить мальчишек на волю. Желание, не клятва... *** Витька позвонил через несколько дней, скупо доложил, что Лешку так и не нашли. А еще через сутки меня вызвали к следователю. Колька с Витькой стояли около кабинета и не поднимали глаз, напоминая мальчишек из прошлого. Хотелось огреть каждого по шее. - Прости... - Витька отошел в сторону и присел на потертый стул около стены. - Мы подождем, - Колька подмигнул. За неделю друг осунулся, видимо, переживал, а меня мучила совесть. Через полчаса мы сидели на лавочке в местном парке и перебирали варианты. Старательно обходя один: убился с горя. Я хорошо знала Лешку. Такие не любят до гроба. Первая любовь легко меня оставила ради более женственной партии. Вопрос "счастлива?" относился к самоутверждению и не требовал ответа. - Мы изменили время встречи, и могли вмешаться, - иногда мне в голову приходят странные мысли. Да и бабушка постаралась, воспитала на байках о карме, пророчествах, судьбах. - Подумаешь, перенесли на пораньше. Вот не надо сейчас грузить нас этим бредом, Катэ, - Витька зло сплюнул под ноги. - Ты в детстве достала с этим... чесслово. Твоя бабка ведьма, и ты тоже зациклена на этом. Суеверия, приметы. - Вить, не гони на нее, - Колька мягко приобнял друга, заставляя замолчать. Мой преданный друг Колька, который тайком от мальчишек прибегал вечерами к нам в гости. Мы пили чай, наблюдая, как бабушка раскладывает карты Таро, слушали страшные истории о вечности и времени. Верили в привидения, призраков и потусторонний мир. В желания, которые сбудутся. Пионеры... Комсомольцы... Бред... Мальчишки и я. Девчонка, которая тринадцатого мая решила стать взрослой. - Окей, если вы считаете, что я вас прокляла, то через десять лет Лешка придет на нулевой! *** Его не нашли. Ни через месяц, ни через полгода... Через год я перестала себя винить. Колька звонил, пытался вытащить на встречу. Витька тактично молчал. Через два года я перестала отвечать на звонки. Через три я стерла номера из памяти. Когда умерла бабушка, мы с Глебом уехали жить к морю. Мне нравилось сидеть на берегу и смотреть, как Аленка играет: строит замки, бегает от кучерявых волн, собирает ракушки. Смотреть на чаек, слушать ветер. Я была счастлива. Через семь лет мы вернулись. Прошлое позвало: грубо, настойчиво, пророчески. Дом в Москве попал под снос, я единственная наследница. - Кать... - слышу голос мужа и понимаю, что все время стою около раскрытого шкафа и держу в руках платьице. Оно пахнет сыростью, лавандой и табаком. За окном весна. Любимая сирень. Подхожу и распахиваю створки, внутрь врываются звуки, запахи, словно из прошлого. Май. Завтра тринадцатое. Глеб стоит рядом. Он никогда не признавал суеверий. Бабушкин бред о случайных желаниях, которые сбываются, воспринимал с насмешкой. Но сейчас ему не смешно, Глеб знает, почему я не сплю по ночам. - Ты все равно бы вернулась, Катэ... - обнимает меня за талию и прижимает к себе. Крепко, душно, жарко. Ревнует. К прошлому, к совести моей ревнует. Потом отталкивает резко и спрашивает, заранее зная ответ: - Хочешь, пойду с тобой? Качаю головой. Скидываю одежду и надеваю белое в горошек платьице. Возвращаюсь к шкафу и выдвигаю ящик со старой обувью. Прошло двадцать лет, я пытаюсь восстановить прошлое до мельчайших деталей. Единственный минус в этом уравнении - время. *** Я иду по брусчатке. Почти три часа ночи, а Манежка кишит прохожими: парочки, иностранцы, бродяги, пьяницы. Многие оглядываются. Странная женщина в полудетском платьице вроде подвенечного. Юбка печально колышется от ветра, путается в ногах. Мимо памятника Жукову, спиной к Манежной площади. Восстановить уравнение почти невозможно, но я упрямо шагаю к отметке нулевого километра. Каблуки застревают в расщелинах между булыжниками. Без пяти минут три. Сбрасываю тугие туфли и встаю ступнями на холодный металл. Закрываю глаза. Бьют куранты. Еще пять минут, и настанет время моего желания: - Во что бы то ни стало... Ощущаю, как кто-то встает рядом, охватывает рукой за талию. Потом с другой стороны. - КатЭ... - слышу рядом и боюсь открыть глаза. Витька и Колька - мне кажется, что они рядом. Я чувствую их рядом, хотя Колька погиб три года назад, а Витька спился и вспоминать обо мне не желает. Но когда-то они верили в чудеса. Мои мальчишки. - Слова имеют страшную силу. Нарушишь цепочку, потеряешь звенья… Чудится или слышу, как где-то вдали свистит милиционер, хлопают крыльями голуби, поднимаю голову и смотрю на небо. Звезды щурятся. - Привет, - слышу рядом Лешкин голос и боюсь посмотреть в его сторону. Желание, не клятва. Но он тоже вернулся. Или я просто очень хочу в это верить. - Отпусти нас, Катэ... Согласно киваю и закрываю глаза. Первые капли весеннего майского дождя смешиваются со слезами. - И вы отпустите меня, мальчишки. Отпустите меня! Отпустите... прошу. |