РБЖ-Азимут

  Количество символов: 50186
НЕ человек-10 Первый тур
рассказ открыт для комментариев

g007 Тот, кого видят Сны


    

    

    «Если можно проснуться в другом месте.
    Если можно проснуться в другое время.
    Почему бы однажды не проснуться другим человеком?»
    Чак Паланник «Бойцовский Клуб»

     
    За одну ночь температура перескочила за минусовую отметку. Грязные лужи покрыла тонкая корочка льда. А серое небо, исполосованное невзрачными тучами и лентами заводского дыма, стало нежно-белым, словно кожа мертвеца. Ветер принес первый снег. И снег этот был вовсе не проявлением прекрасного и волшебного, как себе обычно представляет человек, а твердым и колючим.
    В такую погоду люди стараются не показываться на улицу. Они проводят вечер или в кругу семьи, или перед экраном телевизора, или погрузившись в свое интернет-одиночество. В такую погоду улицы пусты, как комнаты заброшенного дома. И, наверное, глупо, лежа в снегу, кричать и звать на помощь. Зимний парк безмолвен, словно душа Дориана Грея. И, навряд ли, меня кто-то услышит. Свист ветра перекроет любой крик. А снег спрячет мое тело под мягким одеялом белого безразличия.
    Пройдет всего несколько минут – и куранты объявят полночь. Черную вуаль неба разорвут искры салюта. В сердца людей придет праздник и, возможно, ощущение мимолетного счастья. Пройдет всего несколько часов – и мое тело станет частью этого изящного Зимнего Царства. Но это не самое страшное…
    Из открытой раны сочится прозрачная, как вода, кровь. Пальцы дрожат, кожа на руках тает. Я медленно превращаюсь в снег. Исчезаю. И если бы я, действительно, был человеком, как всегда полагал, этого бы не произошло. Но есть то, что есть. И Мой Хозяин прав. Меня никогда не было. Я – сон. Очередная иллюзия, возомнившая себя живым существом. И если меня не станет, никто этого не заметит. Мое место занято тем, кто будет ценить эту роль.
    Белый снег кружится в воздухе, словно конфетти. И его танец ласково убаюкивает меня, провожая в неизвестность. Еще несколько мгновений – и я растаю, а после – превращусь в лед. Перед глазами вспыхивают последние слайды. Аня в старом платье. Максимка, мирно сопящий в кроватке у стены. Окно балкона с видом на полосатые заводские трубы. Моя жизнь или мой обман? Не знаю. Но если бы я не ушел из дома. Если бы не встретил этого человека. Если бы не заговорилс ним. Если бы время потекло в обратную сторону. Если бы… Всегда есть эти «если бы»… Basta. Тот, кто не ценит, не имеет право плакать, когда теряет. Все, что остается, вспоминать…
     
    …Дверь с грохотом захлопнулась за моей спиной. Эхо шагов заполнило лестничную клетку. Я бежал вниз, стараясь не оглядываться, заглушая мыслями тревожные крики Максимки и плачь Ани. Правая рука ныла после удара. Между костяшками пальцев в тусклом свете лампочек блестели капельки крови.
    «Ничего страшного не произошло, – успокаивал я себя. – Она заслужила. В конце концов, я в доме мужчина. Никто не смеет меня упрекать…»
    Морозный воздух обдул горячие щеки. Облачка пара взмыли к звездам. Под ногами заскрипел снег.
    «Мне тридцать, – продолжал я себя накручивать, – а она мне такое говорит! Может пора сделать перерыв. Попробовать себя в чем-то другом. Побольше времени уделять семье. Я всю свою гребаную жизнь отдал этой чертовой семье! А что получил взамен? НИ-ЧЕ-ГО!»
    Тридцать лет – это тупик. Я – никто. С дурацкой работой, лишним весом и шатающимися зубами. А у меня был талант. Меня читали. Мною восхищались. Мой издатель говорил, что я далеко пойду. Но нет, я выбрал ее. Влюбился, как мальчишка. Верил в дурацкие сказки, где все живут долго и счастливо, не зная, что живут они так, потому что умирают на следующий день. Влюбленность слепит. Любовь приковывает цепями. Если появляется ребенок, то приходится забыть про себя. Разовые публикации рассказов – не выход из финансовой ямы. А если писательство не приносит денег, то приходится искать работу и писать в редкие часы, когда есть возможность, а не желание. А время идет – и тот, кто недавно тобой восхищался, о тебе забывает.
    «Мне тридцать. И я – неудачник».
    Перед носом уехал последний трамвай, разнося по сторонам снопы искр. Денег на такси не было, и вариант провести Новогоднюю ночь в центре города отпал сам собой. Восьмиэтажная елка, огни гирлянд, змеящихся над землей, точно артериальная система, пьяные выкрики и утопающие в снегу пивные бутылки – не так уж много я и потерял. Каждый Новый год проходит по одному и тому же сценарию – меняются люди и время. А все остальное стоит на месте.
    Я спрятал руки в карманы и зашагал в направлении заброшенного парка.
    Когда-то –  наверное, лет пять назад, – это был известный детский парк развлечений. Дородные мамаши тащили сюда своих розовощеких малышей и угрюмых папаш со всех уголков города. Аттракционы, сахарная вата, шарж или портер за символическую плату. В общем, приятное место, где можно без раздумий убить несколько часов выходного тайм-аута. Но затем все изменилось. Буквально за месяц в парке произошло несколько несчастных случаев. Из-за неожиданных поломок аттракционов погибло восемь детей. Началось расследование, в ходе которого установили, что руководство парка без тени смущения тратило деньги, выделенные на реконструкцию. Как обычно, последовало громкое расследование. И жирные буквы на передовицах газет мог не заметить разве что слепой. Парк на время закрыли. Уже бывшему руководству выдали бесплатные путевки в места с небом в клеточку. Историю затаскали до дыр и забыли. А парк так и не открыли. Денег на ремонт у государства, разумеется, не нашлось. А продавать землю зарубежным дядям никто не захотел. Ведь этот парк – наша история, наше прошлое. И, как все самое дорогое, что у нас было, оно обязано сгнить под минорную мелодию равнодушия.
    Я остановился возле ворот и поднял голову вверх. Прямо на ржавой вывеске с названием парка сидел крупный ворон. Он не без любопытства наблюдал за мной, словно ретивый сторож на своем посту. Внезапно, птица пронзительно каркнула, расправила крылья и скрылась в глубине парка. От этого зрелища по моей коже пробежали мурашки. Мне захотелось вернуться домой. Но сделать это было сравни признанию своей неправоты.
    В мое замешательство вмешалась гордость. Толкнув меня в спину, она направила мои шаги по заснеженным дорожкам парка. Я внимательно всматривался в густой мрак, пытаясь различить человеческие силуэты. Но, похоже, в парке никого не было. Даже привычная пьяная шпана, ошивающаяся в подобных местах, взяла выходной. Парк и я остались наедине. И эти дрожащие на ветру голые деревья. И покрывшаяся льдом речка за бетонным парапетом. И старое колесо обозрения, остановившееся во времени. Все это принадлежало только мне.
    Я почему-то вспомнил недавнюю страшилку о том, что осенью в парке нашли одежду без вести пропавшей пожилой женщины. Так это или нет, я не знал. Возможно, это очередные сплетни. Но поговаривали, что вместе с одеждой были и все ее ценные вещи. И этот нюанс окутывал историю мистической аурой. Куда же исчезло тело? Первая догадка, которая пришла – оно растаяло…
    Чем больше я гулял по парку, тем больше хотелось домой. Алкоголь выветрился. И вернувшаяся ясность мышления твердила о том, что я поступил, как последняя сволочь. Подымать руку на Аню я не имел никакого права, голоса повышать на нее не смел. Все ее упреки были по делу. И если бы не это поганое самолюбие, от которого я страдал всю свою жизнь, и не эти неуместные сто грамм водки, я бы это понял сразу. Но я в очередной раз наступил на те же грабли. Ударить женщину – так поступают слабаки. Мой отец, когда выпивал, частенько колошматил мать. Ребенком я поклялся, что никогда не повторю его дурного примера. И вот, пожалуйста, мне третий десяток и у меня такая же гнилая кровь.
    «Надо вернуться домой и попросить прощение. Надо постараться стать другим человеком. Да, все измениться… с Нового года…»
    - Молодой человек, у вас огонька не найдется?
    Голос прозвучал так неожиданно, что я вздрогнул. В паре шагов от меня на окутанной полутьмой лавочке сидел человек. Мужчина примерно моего возраста и роста. На нем было черное пальто с надвинутым на глаза капюшоном. В правой руке незнакомец держал сигарету с белым фильтром.
    - Прикурить, – пояснил он.
    Я нашарил в кармане зажигалку и протянул ему. Тот ловко прикурил от дрожащего огонька «брига» и выпустил себе под ноги струйку дыма.
    - Благодарю.
    Зажигалка вернулась обратно в карман. А я все стоял на месте, пытаясь сообразить, откуда мне знаком голос этого человека. Интонации, манера говорить.
    - Вас угостить? – незнакомец протянул пачку сигарет.
    - Нет, спасибо, – машинально отказался я. – Полгода, как бросил.
    Мужчина с уважением кивнул.
    - Толковое решение. Сигарета – лучшее лекарство от жизни, – он стряхнул пепел на снег. – А я вот никак не могу бросить. Кофе и сигареты, как у Джима Джармуша. Конечно, это ведет в могилу, но лучше поскорее под землю, чем жить без этого. Согласны?
    - Отчасти, – я пожал плечами. – У каждого свой наркотик. Можно обойтись и без этого.
    Незнакомец поднял голову и на поверхности показавшихся на миг глаз отразился огонек сигареты.
    - Мудрые слова, – похвалил он. – У каждого свой наркотик – как же верно вы подметили. В четырех словах – история всей моей жизни, – свободной рукой он похлопал по лавочке, приглашая меня присесть.
    - Извините, я спешу.
    - Понимаю, – кивнул он. – Новый год, подарки, шампанское, семейный праздник, как ни крути. И, наверное, поэтому за два часа до полуночи вы решили прогуляться по заброшенному парку с дурной репутацией. Интересно, что же вы здесь забыли? Решили срубить елочку? – он сдавленно рассмеялся.
    - Я, правда, спешу, – резко ответил я. – Всего доброго.
    По лицу мужчины расползлась гримаса разочарования.
    - Простите, я не хотел вас обидеть, – он по-птичьи наклонил голову набок. – Понимаете… Новый год, а мне не с кем поговорить. Как в старой доброй песне: «быть одиноким круто, когда тебя кто-то любит». А если никто не любит, то одиночество – полный облом. – Он сделал новую затяжку. – Я просто хотел отблагодарить вас своей историей.
    - Не стоит, – отмахнулся я. – Это всего лишь зажигалка.
    - Всего лишь зажигалка? – усмехнулся незнакомец. – Слышали бы вас пещерные люди. – Он достал из пачки новую сигарету, прикурил от огонька старой и бросил тлеющий окурок себе под ноги. – Это не просто зажигалка. Это огонь. А огонь – одно из самых опасных орудий, которым обладает человек. Без огня не было бы Цивилизации. Без огня человек так бы и прятался на деревьях. – Он провел ладонью по лавочке. – Присаживайтесь. Моя история не отнимет много времени. Полчаса – максимум. Вы еще успеете вернуться домой, к своей семье. И, возможно, моя история изменит вашу жизнь, как изменило мою – ваше пламя. – Он приблизился. – Надеюсь, вы меня не боитесь?
    Дружелюбная улыбка стала последним аргументом. Я присел на лавочку. Полчаса – это немного. К тому же, слушать истории о чужих судьбах мне всегда нравилось. А если собеседник сам хочет ее рассказать, грех отказываться.
    Мужчина сделал глубокую затяжку и уставился на сигарету. Его голос, который с каждой секундой казался мне все более знакомым (и, что самое странное, родным) звучал мягко и уверенно на фоне монотонного гула ветра…
     
    «Мой друг, вы верно подметили, что у каждого из нас свой наркотик. Жизнь, любовь, войны, антидепрессанты – этот список можно продолжать до бесконечности. Сколько людей – столько и мнений. И для каждого из нас найдется своя цепь.
    Но, что ни говори, моя зависимость вовсе уж странная. Видите ли, мой наркотик – это сны. Удивлены? По глазам вижу, что да. Но это не все. А что если я вам скажу, что в месте, в котором я сейчас… м-м-м… обитаю, сны запрещены. И являются преступлением, за которое предусмотрена высшая мера наказания. Звучит странно и, наверное, немного пугающе, но это правда. В моем нынешнем мире мы вольны делать все, что угодно: от смертельной дозы героина, введенной шприцом в вену, до убийства. Но видеть сны, мы право не имеем. И, чтобы понять почему, я начну свою историю так...
    …Я умер, когда мне было тридцать два года. На вершине успеха, обласканный славой, я ушел из жизни, словно пламя свечи, которое задул случайный сквозняк. Меня сбила машина. Мое тело отбросило к тротуару, и контакт затылка с бордюром оказался летальным. Последним, что я услышал в своей жизни, был «Animal Джаз», разрывающий динамики наушников. Последним, что увидел – серое зимнее небо, безразличное ко всему происходящему. Я умер за пару секунд. Не почувствовав ни боли, ни страха. Я ушел из жизни, оставив в ней свое прошлое. Мою семью – жену и маленького ребенка. Мой успех – популярную книгу, которую собирались экранизировать. Мои достижения – первые настоящие деньги после десяти лет едва ли ни нищенского существования. Всего этого меня лишили.
    И знаете, какие бы сказки нам не рассказывали Земные Представители Господа, но то, что вы увидите после смерти, слабо напоминает росписи на церковных сводах. Небесный Град отлит из серебра и хрусталя. Острые шпили небоскребов пронзают облака. Широкие проспекты заполнены автомобилями и толпой. Над головой бесконечные рекламные растяжки предлагают бесплатные удовольствия на любой вкус. И, наконец, ванильное небо с вечным восходом на горизонте. Ощущение гармонии и свободы внутри.
    Рай – и в самом деле волшебное место. Представьте. Вы бессмертны. И целую бесконечность вы наслаждаетесь тем, о чем всегда мечтали. Как ребенок, впервые открывший для себя мир, вы верите, что будете всему удивляться. Забываясь в наркотической эйфории, сливаясь в сексе с незнакомыми ангелами, нарушая запреты морали, растворяясь во времени. День за днем. Год за годом. Мечты и скрытые фантазии. Но рано или поздно и они надоедают. Как обезболивающие, которые перестают действовать, если их принимать достаточно часто, так и полная свобода перестает казаться чем-то уникальным. Удовольствия все меньше. И то, что вчера доставляло кайф – завтра не вызывает ничего кроме скуки. У ангела начинается ломка. И приходится искать новый источник наслаждения и покоя.
    Первое, что пришло в голову – моя семья. Наши отношения не всегда складывались удачно. Порой меня заносило, и я пускал в ход кулаки. Мой брак, если честно, держался на соплях. И я все чаще подумывал о разводе. Семья, в привычном понимании этого слова, мешала мне заниматься своим любимым делом – писать. А частые скандалы из-за нехватки денег отбивали любое желание творить. У меня появилась любовница – женщина на десять лет старше меня. Она, как полагается, предлагала оставить семью и перебраться к ней. Но жизнь сложилась иначе.
    В тридцать лет я все-таки написал что-то стоящее. Написал и не понял, как это у меня вышло. Что-то внутри щелкнуло, и я взглянул на мир другими глазами. Кажется, перемены начались, когда мой сын сделал первый шаг…
    Да, это произошло именно в тот день. Я увидел его неуверенное движение и за моей спиной, словно выросли крылья. За месяц – легко и без страха – я написал книгу, которая через полтора года стала бестселлером. Появились деньги, время и силы. Моя жена радовалась успеху. И прошлые обиды (несмотря на то, что именно она постоянно уговаривала меня бросить писать) довольно быстро забылись.
    Отныне я не подымал на нее руку, старался ввести себя сдержанно, уделял семье все свободное время. Жизнь налаживалась. Мой аванс на вторую книгу позволял жить безбедно. А денег, вырученных от продажи прав на экранизацию, вполне хватало, чтобы перебраться в собственную квартиру. Но и тут не сложилось. Смерть пришла также неожиданно, как и мой успех. Рай стал моим новым пристанищем. И в один прекрасный день в его стенах должна была появиться моя жена.
    Это прозвучит чудовищно, но, если ты ангел и тебе дьявольски скучно, ты просто ждешь смерти своих друзей и близких. Сойдет кто угодно – лишь бы не было так одиноко. А если ты встречаешь своего любимого человека, с которым тебя связывают годы, любое одиночество канет в Лету. Любовь, даже если она превращается в привычку, даже если марается ссорами и негативом, лучшее, что есть в наборе человеческих чувств. Любовь, как пламя, без которого человек не стал бы Человеком. Для нее время не является помехой.
    Прошли десятки лет прежде, чем я увидел ее силуэт у Райских Ворот. Порядком постаревшая, согнувшаяся под дланью старости, она медленно входила в Небесный Град. Рядом с ней, шаркая ногами, шагал старик. (Как я узнал позже – ее новый муж Виктор). Увидев меня, она широко улыбнулась и пошутила:
    -  Ты ни капельки не изменился. Все-таки здорово умирать молодым.
    Я выдавил из себя улыбку и, как можно любезнее, рассказал о Фонтанах Молодости.
    -  Стоит один раз в них искупаться, и ты помолодеешь на десять лет, – сказал я. И добавил: – Лучше бери абонемент на понедельник – очередей практически нет.
    Затем я спросил о сыне.
    -   У него все хорошо, – заверила она. – Он известный физик. Ты можешь им гордиться. Ему досталось твое упрямство.
    Мы натянуто рассмеялись, и я задал очередной вопрос:
    -   Вы вместе?
    Они виновато переглянулись и кивнули:
    -   Да. Почти сорок лет.
    -   Прожили больше, – улыбнулся Виктор, – если бы ни авиакатастрофа.
    Последовали новые объяснения. И я узнал, что они тайно встречались около двух лет. Сначала – родственные души в социальной сети, затем – любовники в приватной постели. Ни один я устал от бремени брака. Она собиралась подать на развод, но мой нежданный успех в литературе отложил на время это решение. Она не хотела портить момент. А когда решилась, меня сбила машина.
    Что ни говори, а ушел я из жизни в самый подходящий момент. Известным и неразведенным.
    -   Надеюсь, ты меня поймешь, – сказала она. – И простишь
    Но меня волновало другое.
    Вопрос застрял в горле, как кость, и мне пришлось собрать в кулак все силы, чтобы спросить:
    -   Знает ли мой сын, кто его настоящий отец?
    И сквозь паузу – долгую, как вечность – я услышал выстрел ответа:
    -   Нет…»
     
    На минуту незнакомец в черном пальто умолк. В белый снег упал очередной окурок, словно срубленная ножом фаланга пальца. И новое оранжевое пламя заплясало на кончике свежей сигареты. Струйки дыма потянули свои когти к ночному небу. И мне показалось, что это вовсе не дым змеится, сливаясь с блеклыми звездами, а душа покидает тело моего собеседника.
    Откуда-то прилетел черный ворон. Громадная птица взобралась на руку незнакомца и вперила в него свои оранжевые глазки. Тот улыбнулся краешком губ и произнес, глядя на ворона:
    - Если любовь бессмертна, то и боль, которую она пробуждает, никогда не умрет…
     
    «Она просила ее понять. Наша семья. Наши мечты. Наши взлеты и падения. Всего этого, как будто и не было. Она всадила мне нож в спину и, теперь улыбаясь и прося прощение, плавно крутила его рукоять.
    - Мы же друзья. Мы должны найти общий язык. Ты умер. Я осталась одна. Наш ребенок был слишком мал, чтобы принять правду. И ему нужен был отец.
    Красивые слова: бла-бла-бла.
    И ни намека на то, что они построили свой дом на мои деньги, что они жили беззаботно и счастливо благодаря мне. Мертвый писатель – априори гений. Да и платят больше, чем за живого. Стоит тебе сдохнуть, как все начинают тебя жалеть. Главное при таком раскладе вовремя сделать кассу. Издать все неудаленное с жесткого диска. Снять телепередачу или фильм по мотивам. Как ни печально, но для творца нет лучшей рекламы, чем собственная смерть. Стоит тебе умереть, и ты становишься Мастером. Грустная правда…
    Вот так мои надежды обратились в прах. Вечность в Раю уже не казалась такой радостной. А счастливое лицо моей долгожданной гостьи отравляло мое существование горьким ядом. Едва она искупалась в Фонтанах Молодости, как к ней вернулась прежняя красота. Роскошные пышные волосы. Изящные изгибы фигуры. Кроткий, почти детский взгляд. Когда-то эти глаза поселили в моем сердце любовь и заставили отказаться от своих желаний. Когда-то эти глаза смотрели только на меня. Но все переменилось. Отныне этот взгляд предназначался Виктору. Поначалу я старался этого не замечать. Но с каждым днем их смех, их любовь, их беззаботность бесили меня все сильнее. И однажды я не сдержался.
    Я высказал ей все, что о ней думал. Алкоголь развязал язык, и проклятия сыпались в ее адрес, как из рога изобилия. На ее детских глазах появились взрослые слезы. А в голос снова пробралась Ее Величество Честность. И она ответила, что я сам во всем виноват. Загибай пальцы. Я много пил. Бил ее и малыша. Постоянно пребывал в своих мыслях, редко выползая из раковины внутреннего мира. И, когда я достиг своего первого успеха, я практически не изменился.
    -   Мы были с тобой в одной комнате, но я чувствовала, что в ней тебя нет. Да и спроси у себя: «Имею ли я право на нее обижаться?» – добавила она.
    Мой отец бил меня и мою мать, и за это я не разговаривал с ним. Даже на похороны не пришел. А раз так: обязана ли она прощать меня после всего того, что я сделал с ней и ребенком?
    Я не сдержался. Пальцы сжались в кулак, и удар пришелся в лицо. Она всхлипнула и упала. Из разбитой губы слетели капельки крови. Виктор не заставил себя ждать. И мы сцепились как собаки. Я повалил его на землю и со всей силы ударил головой в нос. Раздался хруст, и кровь фонтаном хлынула наружу. Он застонал, но быстро взял себя в руки. Ловко двинул мне в солнечное сплетение и оттолкнул коленом. Я упал набок, и городская пыль взмыла вверх. Окружившая нас толпа ревела от удовольствия.
    В следующий миг моя челюсть встретилась с его кулаком. Удар вышел мощным и безжалостным. Теперь стонал я. Он же продолжал наседать. Заблокировав мои руки ногами, он бил меня в лицо, словно отрабатывал удар на боксерской груше. Я не сопротивлялся. Не было ни сил, ни желания.
    - Ну что, сдаешься? – спросил он, тяжело переводя дыхание.
    Я оскалился и плюнул кровью в его лицо.
    - Никогда…
    И тут я потерял сознание. Последнее, что я видел приближающийся со скоростью реактивного самолета кулак. Дальше – мрак. Холод окутал тело. И меня словно засосало в черную воронку. Боль отступила. Я провалился в сон.
    Черные шторки занавеса открылись. И я увидел себя со стороны. Я сидел в удобном кресле в телевизионной студии. Зрительские места были погружены в темноту, но я остро чувствовал, что там кто-то есть. И этот кто-то внимательно на меня смотрит.
    Напротив в таком же кресле располагался мужчина. Длинные черные волосы зачесаны назад. Оранжевые, как раскаленные угли, глаза спрятаны за стеклами изящных очков. На незнакомце были кроваво-красное пальто, темно-синие джинсы и поношенные кроссовки. К воротнику пальто был приколот значок с надписью: «Возьми все, что хочешь. Но заплати достойную цену». Из кармана торчало вороное перо.
    - Дьявол, – представился он. – А теперь к делу. Вопрос ценою в новый мир.
    Невидимая публика восторженно зааплодировала. В длинных пальцах мужчины появилась карточка.
    - Что такое любовь? – лукаво спросил он. – Варианты ответов.
    A: Зависимость.
    B: Способ избежать одиночества.
    C: Биохимическая реакция.
    D: Слово из семи букв.
    - Ваш ответ? – Дьявол спрятал карточку и напомнил: – У вас есть две подсказки: помощь зала и звонок другу.
    Я задумался. Но не над тем, как и почему здесь оказался – ведь несколько минут назад я был в Раю, – а над самим вопросом.
    - Что такое любовь? – вслух повторил я. – Мне нужна подсказка. Давайте спросим у друга.
    Дьявол протянул телефонную трубку с обрезанным проводом. В динамике прозвучал голос моей жены.
    - Ты не знаешь, что такое любовь? – издевалась она. – Как же так? Все твои рассказы о ней. Получается, ты писал о том, чего никогда не испытывал? Ты лгал. Но ради чего? Неужели любовь на бумаге способна заменить любовь в жизни? Неужели за все эти годы ты не научился любить кого-то кроме себя?
    В трубке раздались быстрые гудки.
    Дьявол сказал:
    - Ваш ответ?
    - Не знаю. Давайте спросим у зала.
    Зрительские места осветили прожектора. Пластмассовые сиденья оказались пустыми. В студии никого кроме нас не было.
    - Предполагаю, они за вариант «B». Любовь – это способ избежать одиночества, – Дьявол поправил очки, и устало зевнул. – Ваш ответ?
    Я пожал плечами.
    - Не знаю.
    Дьявол улыбнулся.
    - Скажите первое, что приходит вам в голову. Любовь – это…
    - …Страх, – ответил я. – Страх, что ты никогда этого не испытаешь.
    - Отлично. Вариант «E» принят.
    И снова перед моими глазами возникла непроглядная тьма. Но и она вскоре развеялась. Сон продолжался. И его следующей остановкой был осенний парк. Тусклый солнечный свет пробивался сквозь золотую листву. В воздухе пахло дождем и гнилью. Я лежал на промерзшей земле. Из ран на лице сочилась кровь. Я огляделся. Место выглядело знакомым, но узнал я его не сразу. Этот парк был из моей земной жизни. Он располагался недалеко от дома, где я когда-то жил со своей семьей.
    Вдруг я услышал женский крик. Я с грехом пополам поднялся с земли и поторопился на зов. Возле бетонного парапета я заметил, как двое подростков пытались отобрать сумочку у пожилой женщины. Один из них ударил ее ножом в грудь, второй – вырвал сумку. И они, громко смеясь, побежали прочь. Я поспешил к женщине. Она упала на асфальт и заскулила от боли. Из раны текла прозрачная жидкость похожая на воду. По щекам змеились линии слез. Я не верил своим глазам: она таяла, словно лед на огне.
    - Помогите, – прошептала женщина, но ноги уносили меня к выходу из парка. Что-то давно забытое заговорило во мне: если не хочешь проблем – не вмешивайся; закрой глаза; сделай вид, что ты этого не видишь.
    Я выпорхнул из парка, пролетел проспект и вскоре подымался по лестнице на свой этаж. Лифт не работал: кто-то вырвал с корнями все кнопки на панели. Из разбитых окон тянуло сквозняком. На ступеньках блестели осколки водочных бутылок. Этажом выше раздались голоса. Первый принадлежал моей жене, второй – мне. Я прислушался.
    - Пошла прочь! – мой голос: пьяный и несдержанный.
    - Что я тебе сделала? – ее голос: раздавленный и разбитый.
    - Прочь!
    Хлопок удара.
    - Только не ребенка!
    Звук приближающихся шагов.
    И она, не взглянув на меня, пролетела мимо. Второй «я» с грохотом захлопнул дверь и вернулся в квартиру. Я поднялся по ступенькам и столкнулся лицом к лицу с соседкой, выглядывавшей из-за двери. Увидев меня, она недовольно забурчала:
    - Вот вызову сейчас милицию! Она тебе покажет, пьянь, как жену и сына бить!
    Я сделал шаг ей навстречу, пытаясь оправдаться, но дверь тут же закрыли перед моим носом.
    - Вызову-вызову, – раздался приглушенный голос.
    Я лишь улыбнулся. Ибо знал, что никого она не вызовет. Как и все жильцы этого «замечательного» дома, она предпочтет не вмешиваться в чужие проблемы. Проще постучать несколько раз по стене, чем попытаться что-то изменить.
    Я бегом спустился по лестнице вниз и, держа дистанцию, пошел за женой. Она сдавленно плакала, прижимая к груди ребенка. Мимо проходили люди: кто-то с интересом на нее смотрел, кто-то делал вид, что не замечает чужого горя. Но никто не попытался помочь. Толпа, словно река, обтекала неродимый камень. Улицы укутал туман, и фары редких автомобилей рассекали его, будто огненные стрелы.
    Я собрался с духом и крикнул ей вдогонку:
    - Стой!
    Она обернулась и, заметив меня, испугалась еще больше. В ее глазах читались страх и ужас. Она развернулась и побежала так, словно увидела не меня, а какого-то демона: мерзкого и опасного. Я хотел побежать за ней и все объяснить, но не успел. Черный занавес сновидения сомкнулся, и я вернулся в  Небесный Град, провожая взглядом ее утопающий в пелене силуэт».
     
    Сигаретный пепел седым дождем накрыл белый снег. Рассказ продолжал жить своей жизнью…
     
    «Я очнулся лежа на кожаном диване в кабинете Сашиэля. Верховный ангел правосудия был облачен в строгий черный костюм в серую полоску. Массивные крылья за спиной легко покачивались в такт ровного дыхания. Он стоял возле широкого окна, выходящего на центральную площадь, и задумчиво курил старинную трубку, испещренную какими-то надписями.
    - С возращением, – сказал Сашиэль, глядя куда-то вниз. – Хорошая была драка. Как самочувствие?
    Я приподнялся, опершись на руку. Мышцы ныли. Пошевелить челюстью без слез казалось невозможным.
    - Спасибо. Бывало и хуже, – отозвался я, занимая более удобную позу.
    Ангел правосудия выдохнул тонкую струйку дыма и, развернувшись, подошел к своему столу. Затем сел в кресло похожее на трон, закинул ногу за ногу и взял в руки какую-то толстую книгу.
    - Законодательная база Рая, – прочел он название с обложки. – Что можно делать, а что – нельзя. – Он пролистал страницы, и я заметил, что все они кроме одной были чистыми. – Можно воровать, употреблять наркотики, превышать скорость, носить огнестрельное оружие, убивать…
    - Но как можно убить бессмертного? – поправил я, но Сашиэль пропустил мой вопрос мимо ушей.
    - …Можно делать все, что хочешь, – продолжал он. – Есть всего один запрет. И звучит он так: ангелам строго-настрого воспрещается видеть сны.
    - Сны? – удивился я. – А что в этом такого?
    Сашиэль захлопнул книгу и опять закурил трубку.
    - Когда ты в последний раз спал? – спросил он.
    Я задумался. И к удивлению обнаружил, что за время, проведенное в Небесном Граде, мне ни разу не захотелось спать. Мой единственный сон приснился после того, как меня отправили в нокаут.
    Сашиэль улыбнулся.
    - Вот видишь, все не так просто, – он с наслаждением втянул в легкие дым и расслабился. – Сон – самый сильный наркотик и ему не место в Раю. – Он откинул голову назад и уставился в потолок. – Расскажи, что тебе снилось.
    Я поведал свой сон во всех подробностях, ничего не скрывая. Когда я закончил, Сашиэль одобрительно кивнул.
    - И вновь, и вновь: он, как всегда, хорош, – трубка выскользнула из его пальцев и опустилась на столешницу. – Что такое любовь? – ангел ухмыльнулся. – Что такое жизнь? Что такое дружба? Вечно, он со своими дурацкими вопросами.
    - Это и вправду был Дьявол? – спросил я.
    - Нет, – отмахнулся Сашиэль. – Это был Бог. Но разговор сейчас не о нем. Надеюсь, ты понимаешь, что твой сон – не совсем сон. А нечто большее, чем обычная игра воображения.
    Я отрицательно покачал головой.
    - Вопрос ценою в новый мир, – напомнил Сашиэль. – С чего начинается библия? Вначале было слово. И слово это было «Бог». И – вуаля! – из ниоткуда возникает целая планета с тысячами богов. Злыми, добрыми, безразличными – люди выбирают тех, кто их устраивает. И вся история идет бок о бок с религией. А все потому, что этот мир рожден под словом «Бог».
    Я с опаской взглянул на трубку, лежащую на столе. Это что же надо такое курить, чтобы нести подобную чушь?
    Сашиэль продолжал озвучивать свои размышления:
    - В основе любой жизни лежит слово. Оно, как флюгер, указывает направление. Если сказать «Бог», то весь мир погрязнет в религии. Если – «Война», то утонет в кровопролитиях. Это слово, как имя, которое даешь новорожденному ребенку. Незримо оно определит его будущее, характер, образ мышления. Но помимо самого слова важную роль сыграет и значение, которое ты в него вложишь. Бог может прощать и помогать. Или быть безразличным и жестоким. Войны могут быть за честь и достоинство. Или за деньги и власть. – Он внимательно посмотрел на меня. – Так и любовь. Она может окрылить. Но может и разбить сердце. А если любовь вызывает страх…
    Он умолк и снова потянулся за трубкой. Клубы дыма взметнули под потолок и закружили в пьянящем танце.
    - Честно сказать, я ничего не понял, – признался я. – Вы хотите сказать, что во сне я создал новый мир?
    - Да, – выдохнул Сашиэль. – Мир под словами «любовь, как страх».
    - И он реален?
    - Как любой из миров. – Он облокотился на стол и добавил: – Ты же был писателем и должен это знать.
    - Но, – поправил я, – одно дело фантазии на бумаге и совсем другое…
    - Никакой разницы, – оборвал Сашиэль.
    Я не верил своим ушам. Согласиться с тем, что где-то во вселенной существовал мир, который я создал, когда писал книгу, было сложнее, чем поверить в то, что я это сделал во сне. Сашиэль явно курил что-то запрещенное. Я принюхался к дыму и отметил, что это был не табак. И не травка.
    - И как же вы поступите со мной? – аккуратно спросил я.
    - Принудительный реабилитационный курс, – без раздумий ответил ангел правосудия. – Каждые восемь часов ты обязан посещать Клуб Анонимных Соноголиков. Тебя будет клонить в сон, но ты должен сопротивляться. Иначе мир, который ты создал, начнет развиваться. Пока же он в стадии зародыша. Если не вмешиваться, он мирно зачахнет.
    Вся эта история звучала поистине странно.
    Сашиэль вручил мне карточку с адресом анонимного клуба.
    - Каждые восемь часов, – повторил он. – Если опоздаешь хотя бы на минуту, ты узнаешь, как убивают бессмертного.
    Он произнес последнюю фразу с холодной расчетливостью ассасина. Меня передернуло.
    - Я не опоздаю, – заверил я.
    - И правильно сделаешь, – Сашиэль протянул трубку. – Хочешь затянуться?
    - А что это?
    - Пепел ангелов, которые не сдержали свое слово».
     
    Черный ворон спрыгнул с руки незнакомца на лавочку и, наклонив голову набок, уставился на меня. От столь пристального взгляда по моей спине пробежали ледяные пальцы. Никогда не любил птиц. Кто-то рассказывал, что чайки выклевывают глаза у утопленников. А вороны и голуби могут напасть на раннего зверя или человека.
    Мой рассказчик закурил новую сигарету и, любуясь звездным небом, продолжил…
     
    «Дверь клуба «Анонимных Соноголиков» притаилась между магазином огнестрельного оружия «Стреляй, детка!» и двадцати-экранным мультиплексом «Худшее из Лучшего». Стоптанные каменные ступеньки круто уходили вниз, упираясь в тяжелую металлическую дверь.
    Я еще раз глянул на визитную карточку, врученную Сашиэлем, и, смиренно вздохнув, спустился вниз. Последовало три коротких стука по ржавому металлу и окошко в двери со скрежетом отворилось. Во тьме мелькнули оранжевые глаза.
    - Кто? – спросил мужчина с низким прокуренным голосом.
    - Я от Сашиэля, – неуверенно промямлил я. – Он сказал, что…
    - Приглашение, – оборвал незнакомец.
    Я нерешительно протянул в окошко визитку. Дверь с тем же характерным скрежетом открылась, и я вошел внутрь. Тьма погрузила меня в неизвестность. Вокруг пахло сыростью. И было настолько тихо и тревожно, что когда мужчина взял меня за руку, чтобы провести сквозь мрак, я чуть не подпрыгнул.
    - Следуй за мной, – сказал незнакомец. – А пока держи вот это.
    Он протянул меня какой-то странный предмет. На ощупь сложно было понять, что он из себя представлял.
    - А что это? – спросил я.
    - Маска. В нашем клубе все носят маски. Таковы правила.
    В этот момент я наступил на что-то мягкое, и это что-то пронзительно взвизгнуло. Душа ушла в пятки.
    - Пришли, – пробурчал мужчина. – Вот дверь. – Привыкшие к темноте глаза различили, как незнакомец указывал на светящийся контур прямоугольника. – За ней – коридор. Там и натянешь маску. Через вторую дверь попадешь в клуб. – Его рука дружески похлопала меня по плечу. – Еще увидимся.
    Звук шагов утонул во мраке. Я остался один.
    Осторожной поступью я добрался до двери и вошел в коридор. Яркий свет ослепил. Но вскоре глаза привыкли, и я смог осмотреться. Вдоль стены, точно бравые солдаты, выстроились цветные шкафчики небольшого размера. На противоположной стороне висели зеркала. Обои были яркие и с веселым рисунком. На полу в хаотичном порядке расположились резиновые игрушки. Видимо, на одну из них я и наступил, когда брел в темноте.
    Осмотревшись, я переключился на предмет, переданный мне незнакомцем. Это была маска Микки-Мауса. На фоне забавных декораций она особо не выделялась. Я одел ее и открыл вторую дверь. Так я попал в главный зал клуба. Просторная комната с такими же потешными обоями на стенах. Игрушками на полу. Миниатюрной мебелью, расставленной тут и там. Разгадка где я, пришла моментально – я был в закрытом детском саду.
     В центре комнаты под бардовой лампой в форме планеты располагались, образуя квадрат, маленькие стульчики. Все они кроме одного были заняты.
    - Присаживайся, мышонок, – пригласила меня стройная девушка в маске Чеширского Кота из «Алисы».
    По бокам от нее сидели двое грузных мужчин: в одном я признал Дональда Дака, во втором – Черного Селезня. Компания из кошки и двух уток вызывала подозрение. Но, тем не менее, я, стараясь держаться непринужденно, сел на стульчик. Он был настолько низким, что колени уперлись в грудь.
    - Итак, – сказала Кошка, – мышонок нашел свою норку.
    Я огляделся в поисках волшебной трубки, как у Сашиэля, но, похоже, этот бред рождался в ее голове без «наркотиков».
    - Можно попроще, – попросил я.
    - Можно, – подкрякнул Селезень.
    Я заерзал на стульчике, пытаясь устроиться поудобнее – не выходило.
    - Итак, – повторилась Кошка, – что ты хочешь услышать?
    - Не знаю, – я пожал плечами. – Что-нибудь вразумительное. И желательно без этого дурацкого пафоса.
    - Ладно, – кивнула девушка. – Будь, по-твоему.
    Она вытянула ноги, которые уперлись в мои колени, и рассказала о клубе. То и дело, срываясь на зловещий тон доктора Зло, она поведала о целях собраний. Многое из того, что она говорила, я уже слышал от Сашиэля, но в ее интерпретации это звучало более осмысленно и вразумительно. Я мысленно раскладывал все по полочкам, словно заучивая теорию к экзамену.
    Во-первых, и это самое главное, сон ангела и вправду создает настоящий мир. Он появляется во Вселенной и существует по тем же законам, как и моя прошлая жизнь. То есть абсолютно бессмысленно. Обычный плод воображения трансформируется в нечто живое. И это нечто, как ослабший организм, борется за свое выживание. Многие детали в нем непродуманны. А его обитатели не больше, чем вымысел.
    - Во сне ты практически себя не контролируешь, – разъяснил Дональд. – Тобой управляет твой внутренний мир: страхи, желания, мечты. Ты неосознанно создаешь новую жизнь по своему образу и подобию.
     - Но прежде, – уточнила Кошка. – Ты встречаешь ЕГО.
    Сашиэль назвал его Богом, сам он представился Дьяволом, но члены Клуба считали его Проводником. Он задавал вопрос, ответ на который был чем-то вроде имени для нового мира. И это имя полностью определяло его будущее. Кошка рассказала, что в своем сне Проводник спросил у нее, что такое страх. И ее ответ обрек созданный мир на вечные страдания.
    - Если ты хочешь облегчить его участь, – сказал Селезень, – не спи. И мир исчезнет; рано или поздно, он развеется во вселенной космической пылью.
    - А для этого ты должен научиться распознавать сон, – подхватил Дональд, – Но главное не попасть в ловушку.
    - В ловушку? – заинтересовался я.
    - Именно, – кивнула Кошка. – Это самое опасное. В твоем мире обязательно будет твой двойник. И если кто-то или что-то его убьет, или он умрет собственной смертью в тот момент, когда ты будешь во сне, ты не сможешь вернуться обратно.
    - Мало того, – закачал головой Селезень, – во сне ты вновь станешь смертным…
    Я не стал уточнять, откуда у них подобная информация и принял все на веру.
    Кошка краем глаза взглянула на настенные часы в форме звезды и сказала, что пришло время Откровения. Каждое собрание клуба кто-то обязательно рассказывал о своих снах и о том, как он с ними борется. Была очередь Селезня. Он скрестил руки на груди и погрузился в воспоминания.
    В его мире властвовал закон и порядок – так сказал он. Люди борются за чистоту своего вида. Они уничтожает любого новорожденного, у которого есть хотя бы малейший дефект. Убивают старых людей, неспособных принести пользу обществу. Ликвидируют тех, кто не соответствует высоким моральным ценностям. Правда, в последнее время подобная программа контроля качества стала опасна. Было все меньше людей, заслуживающих жизни. И все больше тех, кого надо было «стереть».
    Селезень не скрывал радости. Благодаря столь жестким мерам, мир, который он создал, был обречен на быструю смерть. К тому же, Селезень научился контролировать свой организм. Раньше (в первые дни после собраний) он засыпал каждый день, а теперь месяцами не видел снов.
    - И это прекрасно, – ликовал он. – Очень скоро мой мир окончательно исчезнет, а вместе с ним – и мои сны.
    Он закончил. Все зааплодировали. Настало время расходиться.
    - Через восемь часов, – напомнила Кошка, – с тебя история, мышонок.
    И члены клуба ускользнули в своих дверях, за которыми скрывались одинаковые коридоры: шкафчики, зеркала, ниши для масок, еще одна дверь и тьма.
    Незнакомец, впустивший меня в клуб, проводил к выходу.
    Пока мы шли, у меня в голове родился необычный вопрос:
    - Если миры и жизнь, появляются из снов, то откуда появился Бог?
    - Возможно, он сам себе приснился, – был ответ незнакомца. И его оранжевые глаза сверкнули во тьме, словно свет фар пригвоздивших к шоссе обреченного на смерть под колесами кролика.
    Уже на улице я обернулся назад и за какую-то секунду, когда дверь со скрежетом закрывалась, рассмотрел своего попутчика. Кроваво-красный плащ. Потертые джинсы. Зачесанные назад волосы. И очки в изящной оправе.
    Я не мог его не узнать.
    В клубе его называли Проводником. Но мне он представился Дьяволом».
     
    Незнакомец и черный ворон, не мигая, смотрели на меня. В оранжевых глазках птицы плясали зловещие искорки. Внутренний голос подсказывал, что история идет к своему логическому финалу. И финал этот мне не понравится. Я захотел немедленно подняться с проклятой лавки и, не оглядываясь, бежать домой, назад к Ане и Максимке. Закрыть дверь на замок и постараться все забыть. Но ноги не слушались. А голос рассказчика вводил меня в транс…
     
    «Второй визит в клуб состоялся ровно через восемь часов.
    За это время я успел намотать несколько кругов по улицам Рая, плотно перекусить в закусочной «У Элвиса» и столкнуться лицом к лицу со своей бывшей. Она шагала навстречу, держа за руку Виктора, и непринужденно с ним о чем-то болтала. Наши взгляды пересеклись, и настала та невыносимо-долгая секунда, за которую неловкость превращается в хроническое заболевание.
    Лицо Виктора было отлично разукрашено боевыми ранами: подбитый глаз, разбитая губа, заклеенный сломанный нос. Надо отдать ему должное, он не воспользовался услугами врачей, которые залечили бы все эти раны за пару секунд. И это внушало уважение.
    Мы разминулись, сделав вид, что не заметили друг друга. Но, немного пройдя вперед, я не выдержал и обернулся. В глубине души я надеялся, что она тоже обернется, но этого не произошло. Они отдалялись, медленно идя вперед тем шагом, который называется «нам хорошо вместе и потому некуда спешить». Я услышал, как она сказала «мы», обращаясь к нему, и ощутил болезненный укол ревности. Когда-то «Мы = Она + Я». Теперь же мое место занял Виктор.
    Стараясь заглушить саднящие мысли, я ускорил шаг и за какую-то минуту добрался до клуба. Дверь подвала была открыта. Проводника и след простыл. Я погрузился в темноту и, периодически наступая на резиновые игрушки, дошел до коридора. Там надел маску и толкнул дверь, ведущую в главный зал клуба.
     Настала моя очередь рассказывать байки. И я ничего не утаивал. Ни прошлую жизнь. Ни драку с Виктором. Ни сон. Правда и ничего кроме правды – был мой девиз. Когда я произнес последнее слово своей истории, комната утонула в аплодисментах. Кошка сказала, что все это очень печально. Селезень добавил, что поступил бы точно так же, будь он на моем месте. Дональд хранил молчание, видимо, обдумывая услышанное.
    - И за прошедшие восемь часов ты не захотел спать? – вкрадчиво спросил он.
    - Нет, – я пожал плечами, – может быть, мне этого никогда не захо…
    …вторая половина слова утонула в новом сне. Я очутился на улице родного города, погруженного в туман. Сидя на холодном асфальте, я осмотрел окрестности. И то, что я увидел вызвало у меня панический страх. Дороги обрывались пропастями. На маленьких бетонных островках стояли громоздкие здания. Некоторые из них были недостроенными: отсутствовали стены, и можно было рассмотреть внутреннее убранство квартир.
    Когда я поднялся с асфальта, город ожил. Будто невидимая кисть художника на ходу дорисовывала все недостающие детали. Бетонные островки соединялись землей. Стены прятали комнаты квартир. На улицах из ниоткуда появлялись прохожие и здания.
    Я рванул с места и подбежал к витрине ближайшего кафе. За дальним столиком я увидел ее. Она пила кофе, одной рукой – ужасно дрожащей – поднося кружку к губам, а второй – прижимая к себе ребенка. На ее глазах блестели слезы. Но кроме меня этого, похоже, никто не подмечал. Посетители кафе были поглощены едой и разговорами. До чужой трагедии им не было дела.
    Внезапно я услышал крик. Как во время первого сна голос принадлежал женщине. На этот раз я решил вмешаться. Сквозь плотный туман, я поспешил на помощь. И к своему удивлению увидел знакомую пожилую даму и двоих парней, пытавшихся отобрать у нее сумочку.
    - Отпустите ее, – приказал я.
    - А иначе что? – не растерялся один из грабителей.
    - Шел бы ты лучше отсюда, – подхватил второй. – Мы и без тебя справимся. – В его руке блеснуло лезвие ножа.
    Я без колебаний шагнул навстречу и со всего размаха ударил его в лицо. Никогда в своей жизни я не бил с такой ненавистью и злобой. И, если начистоту: этот удар, прежде всего, предназначался мне (моим страхам, эгоизму, самовлюбленности). И в последнюю очередь этому бедолаге. Тот, покачиваясь, отступил назад, прижимая руку к разбитому носу. Сквозь дрожащие пальцы текла прозрачная жидкость. По побелевшему лицу стремительной паутиной расползались трещины. И вскоре его голова взорвалась, разлетевшись осколками, словно разбитая ваза.
    И тут я проснулся.
    Открыв глаза, я увидел над собой маски соноголиков.
    Кошка лупила меня хлесткими пощечинами, выкрикивая:
    - Не спать!
    Селезень щепал за руку чуть ли не до крови. А Дональд, набрав в рот стакан воды, устроил для меня настоящий дождь.
    Пробуждение было не из приятных.
    Меня усадили на стульчик, с которого я рухнул, когда заснул, и принялись расспрашивать. Я рассказал все, как на духу. В ответ последовали вздохи и упреки. Мол, я не выдержал испытания, уснул, и тем самым мой мир еще на шаг приблизился к своей самостоятельности. У меня же из головы не выходил тот удар, а вернее то, что последовало после. Как возможно, чтобы человек разлетелся на осколки? И почему вместо крови из раны шла прозрачная жидкость?
    Все растолковала Кошка:
    - Твой мир все еще строится. В нем многое недодумано. А его жители – всего лишь неугодные персонажи романа, которых при желании автор может удалить.
    - Но с каждым сном этот мир будет реальнее, – уточнил Дональд. – И однажды ты потеряешь над ним власть.
    - И останется одно, – объявил Селезень, – чтобы он сам себя уничтожил.
    Я не согласился.
    - Но почему не сделать этот мир лучше? – спросил я. – Если мы можем на него влиять, мы можем создать идеальное место, где все будут счастливы. Мир, в котором не будет войн и ненависти.
    Кошка отрицательно покачала головой.
    - Слишком сложно, – отмахнулась она. – Проще уничтожить. Да мы и не боги, чтобы тратить свое бессмертие на тех, кто не оценит наш труд.
    Собрание закончилось, и я вернулся в деловой центр Рая.
    Остаток дня я провел на площади возле Фонтанов Молодости, наблюдая, как пребывшие старики несколькими погружениями в воду отматывают время назад. Я смотрел на них и думал о мире, который неосознанно создал. Видимо, так устроена жизнь, что самые великие открытия мы делаем безотчетно. Ибо только тогда мы показываем себя настоящими: без масок и гримас.
    А еще я думал о «счастливых финалах», которые нравятся читателям. «И жили они долго и счастливо, и умерли в один день» – наивная ложь. Но в нее так хочется поверить. Потому что в жизни проще уничтожить, чем создать. Легче смириться с тем, что ты не сможешь ничего изменить, чем попробовать это исправить. В жизни борьба завершается в первом раунде, где-то внутри твоего «я», когда твой страх и сомнения убеждают тебя отступить.
    В вестибюле отеля я снова встретил ее. Виктор обнимал ее за талию и что-то шептал на ушко. На этот раз я не стал делать вид, что их для меня нет, а, улыбнувшись, сказал: «Привет». Они ответили. И на миг наши прошлые разногласия исчезли. В ее глазах читалась надежда на дальнейшую дружбу. Но я видел в них совсем другое: страх и горе загнанного зверька, прижимающего к груди нашего ребенка.
    Я подошел к ней и сказал:
    - Прости меня. За все. Ты заслужила счастье. – Я взглянул на Виктора. – Ты – отличный мужик. Береги ее. – И уже исчезая в кабине лифта, я обернулся и добавил: – Спасибо тебе за все, Аня. Я всегда буду тебя любить.
    Дверцы сомкнулись, и кабина бесшумно взлетела ввысь. Анин удивленный взгляд еще долго стоял перед моим мысленным взором. Я улыбнулся… и вдруг зевнул. Сонливость вернулась, окутывая каждую клеточку сознания усталостью. Прав был Сашиэль, когда говорил, что сон – самый сильный наркотик в Раю.
    «Проще уничтожить», – всплыли слова Кошки.
    Я замотал головой:
    - Проще сдаться…
    Я прислонился к стене и закрыл глаза. Сопротивляться было глупо. Особенно после того, на что я решился. Создать идеальный мир, в котором я буду жить вместе со своей семьей.
    Сказка ценою в мое бессмертие».
     
    Тишина накрыла парк прозрачным колпаком. Снежинки плавно кружили в воздухе, оставляя за собой белесые шлейфы. Вечернее небо поглотила тьма. И холодные звезды больше не прятались во мгле, а сияли ярко и безразлично, словно монетки под толщей воды.
    Незнакомец снял капюшон, и я смог рассмотреть его лицо. Глаза, нос, губы – все хорошо знакомо. Будто смотришь на свое отражение. Или ты сам – отражение, и смотришь на своего Хозяина.
    - Вот такая история, – тихо сказал он.
    Он сжал в кулаке пустую пачку сигарет и бросил ее себе под ноги в кучу окурков. Черный ворон спрыгнул с лавочки на землю и гордо расхаживал по снегу. Я постарался встать, но ноги не подчинились.
    - Странно смотреть на себя со стороны, – сказал он, глядя в мои глаза. – Смотришь и не понимаешь, как можно себя любить? Ради чего оправдывать? Зачем мириться со своей сущность? По-сути, кем бы ты себя не считал, снаружи ты – другой человек. То, что ты полагал любовью на самом деле не что иное, как зависимость. То, что ты называл душой – обычный эгоизм. Человек или Животное? Что-то посередине.
    Он протянул руку к моему лицу и аккуратно провел пальцами по щеке.
    - Мой друг, мой сон, мой шанс все исправить. Как твой Хозяин, я имею на это полное право.
    Рука резко скользнула от лица к груди, и мое тело пронзила невыносимая боль. В руках незнакомца пульсировало сердце. Оно выглядела не таким, каким я себе его представлял, а напоминало комок бумаги, пропитанный алой краской. Задыхаясь, я скатился с лавочки в снег. Ворон испуганно расправил крылья и отпрыгнул в укрытие.
    - Вот и все, – сказал незнакомец. – Назад дороги нет. Отныне этот сон – мой дом.
    Он бросил сердце на землю, и черная птица незамедлительно на него накинулась. Схватив в острый клюв комок алой бумаги, она спряталась под лавочкой, воровато на меня оглядываясь.
    Мой Хозяин засунул руки в карманы пальто и встал в полный рост.
    - Извини, что тебе пришлось это пережить. Не знаю, чувствуешь ли ты боль. Но волноваться тебе не о чем, я достойно тебя заменю. Твоя роль в надежных руках. Можешь мне довериться. – Он спрятал замершие ладони в карманы пальто и улыбнулся: – Вечность одиночества или мгновение близости? Две стороны одной медали…
    Хозяин развернулся и направился к выходу из парка. Под его ногами скрипел снег, в воздухе развевались ленточки пара. Я долго лежал на холодной земле и, не мигая, смотрел ему вслед. Острая боль отступила, страх сменился безразличием. Мне стало легко и спокойно. Тело окутала усталость и веки, словно налитые свинцом, сомкнулись. Когда же я снова открыл глаза, то увидел возвышающие надо мной хрустальные небоскребы Рая и ванильное небо с вечным закатом на горизонте.